Сайт "Генезис"

Л. Бабушкин   ЗАЧЕМ ПРЕКРАСНОЕ ПРЕКРАСНО?    Оглавление


Глава 6

СМЕШНОЕ В ШАХМАТАХ И В ЖИЗНИ

   Смешное испокон века не желало укладываться в определения философов, - если только не против своей воли, - просто потому, что чувство смешного принимает столько разных обликов, сколько есть на свете всякой невидали; среди всех чувств у него одного - неисчерпаемый материал, равный числу кривых линий.

Жан-Поль


   О красоте шахмат написано и сказано уже довольно много. И образцов шахматной красоты накоплено предостаточно. Когда я взялся за работу над книгой об эстетике [], проблема состояла не в том, чтобы найти такие образцы, а в том, чтобы выбрать из большого числа красивых партий, комбинаций, задач и этюдов самые характерные и впечатляющие.
   Однако в сферу эстетики входит не только прекрасное. Есть еще и трагическое, безобразное, комическое – эстетические категории, которым в шахматной литературе уделяется несравненно меньше внимания. Во всяком случае, мои долгие поиски примеров смешного в шахматах принесли более чем скромный результат. Публикаций, посвященных эстетике комического в шахматах, практически нет. Чем это можно объяснить?
   Возможно, у шахматистов просто не принято коллекционировать забавные ошибки и казусы. Другое дело – красота, составляющая одну из самых привлекательных сторон шахматной игры. Законы красоты едины, а в шахматах красота, как под микроскопом, – несомненна и наглядна, доступна для анализа. Красота заряжает нас оптимизмом, она притягивает и вдохновляет на самостоятельное творчество. “Эстетическое отношение бескорыстно” – говорил Кант. Прекрасное вызывает чувства и переживания, которыми хочется поделиться, потому что общность этих переживаний, как, может быть, ничто другое, сближает людей. Поэтому, видимо, рассказывать и размышлять о прекрасном на примере шахмат гораздо проще и приятней, чем о комическом или трагическом, - не говоря уж о безобразном.
   К тому же теоретизировать по поводу комического – дело и вообще очень трудное, неблагодарное и даже рискованное. “Смех действительно сугубо отрицательно относится к попыткам грубого и однозначного анализа, превращая академические исследования в объект для насмешек” (Дмитриев А.В., Сычев А.А. «Смех: социофилософский анализ», М.: 2005, С. 199).

   Автор научного труда “Комическое и мир смеха” А. Мишель был уверен, что своей теорией облагодетельствовал человечество.

“Я убежден, что проблема решена мною окончательно, и это поймет всякий внимательный читатель. А коль скоро это так, мое произведение является научным завоеванием человечества и служит неиссякаемым источником пользы, пока существует на свете смех. Кто чувствует на себе благое действие смеха, должен быть благодарен именно мне. Что же касается цитируемой литературы, за исключением Аристотеля, я не нашел в ней ничего полезного” (А. Мишель)
   ( Рат-Вег И. «Комедия книги», М.: 1982, С. 48-49)

   Создатели “искусственного интеллекта ‘ пытались научить машину создавать картины, сочинять музыку и стихи. Но, насколько мне известно, они никогда не “посягали” на чувство юмора. А между тем по наличию (или отсутствию) чувства юмора часто и не без основания судят о том, умен ли человек. Мало кто сомневается, что между способностью подмечать смешное и гибкостью интеллекта есть прямая связь. Напомню слова американского писателя Стивена Ликока: “...единственное, на чем я позволю себе настаивать, - то, что я обладаю не меньшим чувством юмора, чем другие люди. Впрочем, как это ни странно, я ещё не встречал человека, который не думал бы о себе того же. Каждый признает, когда этого нельзя избежать, что у него плохое зрение или что он не умеет плавать и плохо стреляет из ружья. Но избави вас бог усомниться в наличии у кого-нибудь из ваших знакомых чувства юмора - вы нанесёте этому человеку смертельное оскорбление”.

   Шахматы – это борьба. А во всякой борьбе – и на шахматной доске и в “настоящей” жизни - просто не может не быть трагических моментов. Память подсказывает: “Шахматы – трагедия одного темпа.”. Впрочем, на шахматной доске случаются и такие трагедии, которые просто недостатком темпа не объяснить.
   Но есть ли в шахматах место смешному, комическому? Ответ на этот вопрос не столь очевиден, если под комическим в шахматах понимать не анекдоты и забавные случаи из жизни шахматистов, а вызывающие улыбку происшествия на шахматной доске.

  "Я утверждаю, что в серьезных делах надо быть серьезным, а в несерьезных — не надо" (Платон)

   “Игра в нашем сознании противостоит серьезному. Истоки этого противопоставления пока что выявить так же трудно, как и происхождение самого понятия игры. Если присмотреться внимательнее, противопоставление игры и серьезного перестанет нам казаться законченным и устойчивым. Мы можем сказать: игра есть несерьезное. Но помимо того, что эта формула ничего не говорит о положительных качествах игры, её чрезвычайно легко опровергнуть…
   Дети, футболисты, шахматисты играют со всей серьезностью, без малейшей склонности смеяться…
   Человек играет, подобно ребенку, для удовольствия и развлечения, ниже уровня серьезной жизни. Он может играть и выше этого уровня, играть с красотой и святыней”.

(Хейзинга Й. «Homo ludens в тени завтрашнего дня», М.,1992, стр. 15, 31)

   Шахматисты становятся объектами шуток, наверное, не реже, чем ученые, музыканты или представители других не менее серьезных занятий.


 
-- Неделю уже сидит. Не ест, не пьет. Все задачу какую-то решает.
Рисунок В. Чекарькова

Защита двух коней

   Однажды к Стейницу пришел незнакомец и попросил его показать лучшую систему защиты в дебюте двух коней. Стейниц терпеливо в течение двух часов демонстрировал ему основные варианты. После чего посетитель заявил:
   "Это все совсем не то. Дело в том, что я постоянно играю с мистером N, и он дает мне фору в двух коней. Я хотел бы знать, как мне лучше защищаться в этом случае".

   Сами шахматисты не менее ученых любят подтрунивать над странностями и причудами коллег. Да и взаимоотношения шахматистов не всегда можно назвать джентльменскими.

  На закрытии чемпионата Великобритании для ребят младшего школьного возраста главный судья турнира Л. Барден высказал ряд претензий к участникам:

— Некоторые юные джентльмены, получив плохие позиции во встречах с юными леди, позволяли себе бестактнейшим образом предлагать партнерше ничью, а некоторые юные леди, проиграв партию, вели себя крайне несдержанно и, в частности, норовили укусить партнера или расцарапать ему лицо...

(В. Черняк «Тайна игры королей», М.:1989)

   Не только дети - шахматисты, но и вполне зрелые игроки бывают смешны. Люди как люди… Но способны ли вызывать улыбку перемещения фигур и пешек по шахматной доске – то есть ходы сами по себе? Не весёлые истории из жизни шахматистов, не анекдоты про них, а происшествия на шахматной доске, случаи из жизни шахматных фигур? Мне могут возразить: смеяться все равно станут не над ходом, а над его автором. Пусть так. Но информацию о смешном все-таки будет нести именно ход. То есть, речь идет о тех проявлениях комического в шахматной игре, рассказать о которых невозможно без доски и фигур (диаграмм и записи ходов). И понятны они будут, разумеется, только умеющим играть (и естественно, обладающим чувством юмора).

 "Мой первый опыт"
(Из воспоминаний мастера Н. Д. Григорьева)

Я вспоминаю забавный эпизод из дней моей юности. В конце 1913 г. я, тогда еще безусый юноша, с трепетом в душе впервые переступал порог моск. шахматного кружка. В довольно просторном зале все было тихо, «чинно и благородно». Какие-то солидные «дяди» сидели за столиками, курили, пили чай и играли. «Кто знает? — думал я — может быть передо мной «сам» П. К. Иорданский, Д. Н. или Н. М. Павлов, Н. М. Зубарев, а м. б. Алехин или даже Бернштейн? По «Шахм. Вестнику» я знаю всех, но ведь в лицо-то я их не видывал!» Растерянно стоял я у столика, не зная, что предпринять, когда прямо ко мне подошел кто-то («из главных»,— решил я) и спросил: «Молодой человек, не хотите сыграть в блиц-турнире?» Жутко стало мне, но сыграть, испытать себя, слишком хотелось. Меня записали участником и указали первого партнера. Это был седенький подвижной старичок в золотых очках — «должно быть, кто-нибудь из известных» . Слово «блиц» я понял буквально и принялся лихорадочно передвигать фигуры, так что старичок еле за мной поспевал. Несмотря на возбуждение, я все же успел подметить, что волнуется и он (так он, бедный, пыхтел). Это меня немного обнадеживало, но все-таки я боялся скорого разгрома. Между тем, дела шли неожиданно хорошо, и я рискнул даже поменяться последними фигурами, после чего положение приняло такой, примерно, вид (я играл белыми):


Ход черных.

   Молнией охватила меня тревога: обе мои пешки не защищены! Но я себя успокаивал, что двух-то сразу черный король не заберет. Старичок же, как видно, наспех обдумывал какую пешку лучше взять, какую выгоднее оставить, и дрожащей рукой сыграл 1... Кр : b2 (!). Я поспешно шагнул 2.а4, но он за мной 2... КраЗ. Сомнение взяло меня: а если он секрет какой-нибудь знает и гонится за мной не зря? Ну, да уж поздно, была-не-была! И после 3. а5 Кра4 4. а6 Кра5 (не отстает!) 5. а7 Крb5(!) я для крепости поставил ферзя на а8. Но при моем восклицании «ферзь!» у старичка вдруг вырвался вздох безмерного сожаления: «Эх, не успел!!» И только тут я понял, что он до конца уповал.
  Этого «эх» я, кажется, никогда не забуду.

   (Н. Д. Григорьев "64-Шахматы и шашки в рабочем клубе" 1930, №1)

   Учение о комическом началось с определения Аристотеля: “Смешное - это некоторая ошибка и безобразие, никому не причиняющее страдания и ни для кого не пагубное”. Удивительно, насколько различно толковались впоследствии эти слова. По моему разумению, смех ни для кого не пагубен потому, что он предвосхищает и упреждает зло.
   Комическое впечатление часто возникает тогда, когда мы неожиданно, но СВОЕВРЕМЕННО обнаруживаем, что какой-то объект не соответствует нашим представлениям, что он не так хорош и правилен, как мы о нем думали. Нас радует именно СВОЕВРЕМЕННОСТЬ предупреждения о том, что наши оценки неверны. Поэтому можно сказать, что комическое обладает профилактическим действием: ошибочные представления, не скорректированные вовремя смехом, могли привести к весьма печальным и отнюдь не смешным последствиям. Если человек смеется, - он уже не боится, потому что предупрежден о возможной опасности и вооружен против неё.    Смеющийся над каким-либо происшествием человек радуется, что с ним подобное не случится – он уверен в себе, уверен в будущем. “Смех рассеивает печали” (Квинтилиан).

   Функция смеха: удержание закономерного и правильного в пределах, вне которых оно становиться становится неправильным и неразумным.
   Не всякий правильный (аналитически сильнейший) шахматный ход красив и далеко не каждый ошибочный ход смешон. Смех вызывают не просчеты или бездумные ходы, и не сами по себе нарушения канонов стратегии и тактики, а неуместность соображений, которыми руководствуется шахматист, делая неудачный ход. Смеются чаще всего не над тем, что человек чего-то не знает или не умет, а над тем, что он использует свой опыт и знания не по назначению – не к месту и не ко времени.

Леман – Тешнер
Бад Пирмонт, 1950


Ход белых

Вилка на ладью и ферзя – превосходный ход, … но только не в этой позиции. 1. К:c7 Сb4 мат!


   Практика комического – это постоянные испытания сложившейся системы человеческих ценностей. Чувство юмора побуждает экспериментировать, как бы играть на грани правильного и неправильного, добра и зла. Роль смеха – постоянно отслеживать положение этой не зафиксированной навечно, исторически подвижной грани. Ведь что вчера было добром, завтра может оказаться злом и наоборот.
   Инертность и негибкость мышления, ошибочная уверенность в том, что всё хорошее и правильное, хорошо всегда и везде, нередко ставят человека в комическое положение. Конечно, неприятно оказаться смешным, но это, как физическая боль – необходимое предупреждение, заблаговременный и очень нужный сигнал об опасности.
Такой же сигнал получают и все смеющиеся. Смех – знак того, что предупреждение получено и уже начало действовать.

  “Однажды, затронув в разговоре с американским чемпионом Джорджем Мэкензи «королевскую» тему, Стейниц нашел нужным специально пояснить свое отношение к этой фигуре:
— Я играю королем по всей доске! Я заставляю его сражаться! С его помощью я получаю как бы лишнюю фигуру. А что делал Морфи? Он рокировал. Он прятал своего короля в безопасное место...
Невозмутимый американец, улыбаясь, ответил:
— Недурные идеи. Как та, так и другая...”

(В. Черняк “Тайна игры королей”, М.: “Мол. Гвардия”,1989, стр. 14)

   Замечательные слова сказал Дж. Мэкензи!
   Начнем с рокировки. Чрезвычайно популярный среди шахматистов ход, – как сказал один журналист. Шахматисты, действительно, очень любят рокировку – этот ход позволяет быстро спрятать, укрыть короля в тихий, темный угол и одновременно ввести в игру ладью.
   Бывали случаи, когда рокировкой ставили мат королю неприятеля или выигрывали фигуру, как это приключилось, например, в следующем положении.

Дунбар – Шавкин
Нью-Йорк, 1925


Ход черных

  Черные благодушно забрали пешку в2 ладьёй, которую тут же потеряли после 0-0-0!
  А теперь, скажите, какой ход черных в позиции на следующей диаграмме – самый нелепый и смешной?

Крейчик – Рети
Вена, 1922


Ход черных

  Черные сделали рокировку: 9. … 0-0?? Можно представить себе, как ликовал шахматист-юморист Крейчик, продвинув пешку в2 на b4 – поймал ферзя на 10-м ходу у самого Рети!

Излишнее пристрастие к рокировке и привычка делать её “на автомате” может привести и к более впечатляющим результатам. В одном старом шахматном журнале сообщалось о следующем, несомненно подлинном, происшествии.

"В городском шахматном клубе проходило очередное первенство района по молниеносной игре. Желающих принять участие в этом интересном соревновании было так много, что небольшое помещение клуба едва могло вместить всех желающих. А шахматные доски были поставлены «впритирку» — между ними нельзя было положить, как говорится, и иголку. В одной партии участник, игравший белыми, развил свою ферзевую ладью (после хода а4) через поле а3, где она вскоре была разменяна. В разгаре боя он все-таки умудрился сделать длинную рокировку, использовав при этом королевскую ладью своего соседа слева. Партию он, конечно, быстро выиграл, а его ограбленный сосед так и не понял, когда он потерял свою ладью"

   Теперь – об активной игре короля и добровольном отказе от рокировки. Шахматный король, как многие настоящие короли, правит, но не управляет. Только в эндшпиле он становится активно действующей фигурой, а в дебюте и миттельшпиле, путешествует, как правило, не по своей воле. Однако бывают случаи, когда и при полной доске фигур вмешательство в борьбу короля оказывается очень эффективным или просто необходимым.

Верле – Вестлунд
Стокгольм, 1947


Ход белых


   Черные, вероятно, уже праздновали победу: 11.c3 С:c3+ 12. bc Ф:c3+. Однако совершенно неожиданно белый король взял управление на себя: 11. Крe2! Ф:f3+ 12. Кр:f3! И черным пришлось сдать партию, потому что на 12…Л:h1 имеется 13. С:b5+

   Игра королем – замечательная идея! Но попытки применить её там, где она неприменима, кончаются печально (для инициатора) и смешно (для всех остальных). Это, разумеется, относится не только к королевской идее. Однако же репутация самого безобразного шахматного хода принадлежит все-таки ходу королем: 1. e4 e5 2.Фh5 Крe7?? 3. Ф:e5 мат
   Гроссмейстер Свешников: “Многие, даже очень сильные шахматисты не умеют играть королем, им не хватает творческой фантазии, а каких-то четких критериев здесь нет и быть не может…”
   В следующей партии гроссмейстер Видмар дал фантазии полную волю. Посмотрите, но не пытайтесь это повторить!


СОВСЕМ НЕПРАВИЛЬНОЕ НАЧАЛО
(Рассказ М. Видмара)

   1. е4. «Лучший первый ход», — сказал мой противник. 1. ... е5 2. Кре2.
Партнер неодобрительно покачал головой: «Не рекомендуется слишком рано делать ходы королем», — сказал он поучительно. 2. ... Kf6 3. Kpd3. «Вы меня не поняли?» — строго спросил мой противник. Я ответил упрямым жестом, который ему не понравился. А когда я еще добавил, что руководствуюсь хорошо продуманным планом игры, с явным презрением незнакомец сыграл 3. ... Кc6. Теперь надо было точно учесть возможности противника, т. к. «блуждающему» королю нужно будет уклоняться от ударов и вернуться назад в надежное убежище. Я решился на 4. Крс4, и указав на пешку е4, сообщил, что решил испытать свой гамбит.


  Ответ был потрясающим. Мой противник резко смахнул фигуры с доски и с плохо скрываемой злостью сказал: «С таким невеждой я не играю!»
( "Шахматы" (Рига), 1962, с.13.)

  Известный шахматный тренер и педагог В. Г. Зак рассказывал, как он отбирал детей в свои учебные группы. Однажды его внимание привлек первоклассник, который все свои партии начинал ходом а2-а4, а на следующем ходу неизбежно продвигал другую ладейную пешку: h2-h4. Поначалу такая дебютная стратегия вызывала у педагога только улыбку. Однако, поразмыслив, Зак пришел к заключению, что ребенок, вероятно, не лишен способностей. Ведь ходы ладейными пешками делались не “просто так”, а содержали в себе вполне определенную, не лишенную смысла идею – быстрее ввести в игру ладьи.
  Как такая идея пришла в голову малышу, не знающему о шахматах ничего, кроме правил игры? Определенно можно сказать только одно: ребёнок применил в новой для него предметной среде (спроецировал на неё) свой небогатый жизненный опыт. А педагога привлекло то, что мальчик делает не случайные, первые пришедшие в голову ходы, а пытается играть осмысленно, по заранее придуманному, хотя и наивному, плану.
  Этот пример достаточно характерен. Лучшее, что может предпринять человек, оказавшийся в новой, непривычной для себя ситуации – это попытаться как-то применить к ней знания и навыки, приобретенные в прежнем опыте. Понятно, что использование старых представлений в контексте новых условий не гарантирует успеха и даже чревато неприятностями. Однако альтернативы этому нет. И оказаться при подобных обстоятельствах смешным – далеко не самое худшее.

  “Некоторые дошкольники играют весьма своеобразно. Вот взгляните на партию одного из пятилеток. 1. е4 е5 2. Сс4 Сb4. Как Вы думаете, зачем чёрные сделали этот слабый ход? Не догадаетесь. А ведь чёрные пошли не просто так, а замыслили своеобразную "ловушку". Какую? Чёрные пошли так в расчёте, что белые оголят своего короля. Так и случилось. 3. d3??? И здесь чёрные обрадовано схватили белого короля??? Затем я обратил внимание, что данный приём юный гигант мысли реализовал и в других партиях.”
(И. Г. Сухин)

   Сколь ни был бы обширен человеческий опыт, он ограничен прежними условиями жизни. Однако притязания некогда сформировавшихся представлений на безусловность, универсальность и всеобщность, видимо, неизбежны и в определенной степени оправданы. Но этим оправдывается и смех, сдерживающий экспансию старых истин. Приняв комический облик, они умеряют свои непомерные претензии.

   Нечто подобное случилось с гоголевским Иваном Никифоровичем, в один миг потерявшим в глазах окружающих немалую толику своей внушительной важности.

"  Но Иван Никифорович был ни жив ни мертв, потому что завязнул в дверях и не мог сделать ни шагу вперед или назад. Напрасно судья кричал в переднюю, чтобы кто-нибудь из находившихся там выпер сзади Ивана Никифоровича в присутственную залу. В передней находилась одна только старуха просительница, которая, несмотря на все усилия своих костистых рук, ничего не могла сделать. Тогда один из канцелярских, с толстыми губами, с широкими плечами, с толстым носом, глазами, глядевшими скоса и пьяна, с разодранными локтями, приближился к передней половине Ивана Никифоровича, сложил ему обе руки накрест, как ребенку, и мигнул старому инвалиду, который уперся своим коленом в брюхо Ивана Никифоровича, и, несмотря на жалобные стоны, вытиснут он был в переднюю. "

* * *

   "Король умер. Ну и шут с ним" (Борис Крутиер)

   Секрет комичности этой фразы несложен. Она парадоксальна вследствие эффекта обманутого ожидания. После первого предложения мы ожидали продолжения, автоматически всплывающего из подсознания ("Да здравствует король!") и оказались "в дураках". Обыгрывается известное крылатое выражение, ставшее словесным штампом и потому употребляющееся иной раз и не к месту - по инерции, чисто механически. Смешная фраза как бы предостерегает от некритического использования тривиальных "мудрых мыслей" – ведь по поводу смены монархов могут быть разные мнения.


   Смех – защитная реакция на банальность и пошлость, губительных даже для самых высоких и “вечных” истин. 
  Владимир Бенрат приводит целый список “мудрых мыслей”, ставших пошлостями от неумеренного употребления. Среди них есть, например, такие:
“Бесплатным сыр бывает только в мышеловке”,
”Нельзя ловить черную кошку в темной комнате”

   Я бы добавил в эту “Копилку пошлостей” несколько высказываний, приписываемых великим людям:

“Важнейшим из искусств для нас является кино” (приписывается В. Ленину), 

“ Человек произошел от обезьяны” (приписывается Ч. Дарвину),

“Красота спасет мир” (приписывается Ф. Достоевскому).

  Особенно “повезло” Дарвину. Вопреки широко распространенному мнению он никогда не утверждал, что человек произошел от обезьяны, и говорил лишь о том, что у них был общий предок.



Карикатура на Дарвина в журнале
“The Hornet ” от 22 мая 1871 г.

  Что касается Ф. Достоевского, то ему просто-напросто приписали не такую уж глубокую мысль главного персонажа его романа “Идиот”. (Хорошо еще, что не взгляды Ставрогина из “Бесов”.) И повторяют “красивую фразу” к месту и не к месту, мало задумываясь над её смыслом.

— Слушайте, раз навсегда, — не вытерпела наконец Аглая, — если вы заговорите о чем-нибудь вроде смертной казни, или об экономическом состоянии России, или о том, что «мир спасет красота», то ... я, конечно, порадуюсь и посмеюсь очень, но... предупреждаю вас заранее: не кажитесь мне потом на глаза! Слышите: я серьезно говорю! На этот раз я уж серьезно говорю!
(Достоевский “Идиот”, ч. 4, гл. 6)

   Возмущение Аглаи Епанчиной нетрудно понять - хотя князь Мышкин и не говорил, что “красота спасет мир”. Он говорил: ”Мир спасет красота”. А порядок слов в данном случае довольно существенен.
Впрочем, “сегодня все вышли из шинели Достоевского”, как заметил один литературовед.

   Крылатые слова, когда они залетают слишком далеко, вызывают только смех.


“Трагедия одного темпа”

 

"Сдаться никогда не поздно"

 

 

  Нет греха в том, чтобы посмеяться над человеком, позволившим себя обмануть, попавшемся в нехитрую ловушку. Если, конечно, это не имело для него трагических последствий.

 “Большой знаток жизни горилл, американец Георг Шаллер, рассказывает о молодой обезьяне Тото. Тото не лишена чувства юмора. Как-то в ее спальную клетку вошел служитель. Она выскочила наружу и очень быстро, ловко закрыла его на все запоры. Ликованию обезьяны не было предела. Тото в экстазе исполняла все свои пляски, визжала и дразнила пленника. Только через несколько часов она сжалилась над служителем, самостоятельно открыла клетку и выпустила его.”

(А. Нуйкин «Биологическое и социальное в эстетических реакциях», “Вопросы философии”, 1989, № 7.)

В ловушку силой не тянут. “В ловушку зверь сам попадает” (В. Даль). Человек тоже попадается “добровольно” – его в западню приводят корысть, лень, недомыслие… Человек за шахматной доской - не исключение. Ходы из общих соображений, без учёта особенностей позиции и возможностей противника нередко бывают не только плохи, но и смешны.

Костецкий – Берман
Лиепая 1973


Ход черных

  Черный ферзь сделал вид, что оставляет пешку с5 без своей опеки, и отправился на b8. Зачем? Что ему там понабилось? Но белый слон, не лишенный, видимо, вышеприведенных человеческих слабостей, долго думать не стал и проглотил приманку: C:c5. А вот тут ферзь (сдержанно улыбаясь, а может быть и громко хохоча – это зависит от воспитания) возвратился на f8. Слон в мышеловке! Как потешалась бы над ним обезьяна Тото!

   Что сделалось смешным, для серьезного дела уже не годится. Когда старое становится смешным, от него отказываются и ищут новое. И уже из этого следует, что чувство юмора способствует творчеству.
   Творчество, в какой бы сфере человеческой деятельности оно ни совершалось, неизбежно принимает эстетическую форму. И всякий эстетический процесс является по сути своей процессом творческим. Потребность в красоте побуждает людей находить, высоко ценить и развивать зачатки будущего. Но обновление и совершенствование жизни немыслимо и без комического. Основная роль смешного – предвосхищать и своевременно “обезвреживать” все, что рано или поздно может стать препятствием на пути творческого движения.
   В комическом, как и в прекрасном, соединяются свойства типичности (закономерности, всеобщности) и парадоксальности. Поэтому всякое эстетически значимое явление и производит противоречивое впечатление – оно кажется знакомым и незнакомым, обычным и одновременно необычным. Несовместимые, казалось бы, свойства типичности и парадоксальности в эстетическом процессе сталкиваются, борются и переходят друг в друга.
  Когда обнаруживается превосходство типичности, возникает чувство прекрасного. А если верх берет парадоксальность, бывает смешно или грустно.
В прекрасном нечто единичное и случайное утверждает себя в качестве необходимого и всеобщего - парадоксальность переходит в типичность.
  В комическом же, напротив, проявление типичного (или претендующего стать таковым), парадоксальным образом обнаруживает свою незакономерность и нецелесообразность. При этом типичное как бы компрометируется и развенчивается.
   Иначе говоря, комическое (смешное) выявляет ограниченность и относительность того, что прежде было (или казалось) неограниченным и безусловным.



  В позиции на диаграмме выигрывает 1. Лh8. Черные не могут забрать пешку 1… Л:a7 ввиду 2. Лh7+.
  Этот стандартный маневр известен всякому мало-мальски грамотному шахматисту. Стоит ли поэтому особенно удивляться, что и в позиции на следующей диаграмме белые сыграли 1.Лh8? Но ответ черных стал для них полной и очень неприятной неожиданностью: 1…Лh2+. Стандартный маневр оказался в данном конкретном случае грубой ошибкой. Белым пришлось сдаться. Комический эффект произошедшего усилило то обстоятельство, что белые стали жертвой точно такого же тактического удара, каким собирались выиграть.

Оянен – Ридала,
Хельсинки, 1959


Ход белых


   Известно, что англичан отличает тонкое чувство такта и строгое соблюдение правил хорошего тона. С этим связаны и особенности британского юмора, нередко обыгрывающего парадоксальные проявления типичной для англичан вежливости.


   Английский бизнесмен получил письмо от коллеги, который писал: «Дорогой сэр, поскольку мой секретарь - дама, я не могу продиктовать ей то, что о вас думаю. Более того, поскольку я джентльмен, я не имею права даже думать о вас так. Но так как вы ни то, ни другое, я надеюсь, вы поймете меня правильно».

   Два англичанина провели двадцать лет на необитаемом острове и, как выяснилось, даже не познакомились. На вопрос о причинах этого они резонно заявили: «Нас некому было друг другу представить!»

   За обедом в богатом загородном особняке один из гостей, выпив лишнего, падает лицом в тарелку. Хозяин подзывает дворецкого и говорит: "Смитерс, будьте добры, приготовьте, пожалуйста, комнату для гостей. Этот джентльмен любезно согласился остаться у нас ночевать".

  Иностранцам английская вежливость (как и всё, что характерно для одних больше, чем для других) нередко кажется чрезмерной. Поэтому нас (не англичан) порой может рассмешить и то, что сами англичане говорят вполне серьезно – просто из чувства такта.

Студентка просит у профессора разрешения уйти с лекции. Профессор совершенно серьезно отвечает: I am sure it'll break mу heart, but уоu mау leave - Я уверен, что это разобьет мне сердце, но вы можете уйти.
("В АНГЛИЮ, С ЛЮБОВЬЮ" Т.А. Лавыш, А.Л. Русяев, В.С. Шахлай)


   Комическое лежит на полпути к прекрасному, оно теснит нечто, существующее в настоящем, высвечивает несостоятельность его претензий на будущее, но, в отличие от прекрасного, не предлагает ничего взамен. Прекрасно то, что нужно развивать и умножать. У прекрасного – прекрасное будущее. А вот будущее смешного вызывает сомнение, смешно чаще всего то, что необходимо потеснить и ограничить, а возможно, и полностью устранить.

  Типичность парадоксального красива, а парадоксальность типичного смешна.

   Такое определение смешного может показаться слишком широким, потому что необычные формы проявления обычных вещей способны также порождать и позитивные ценности. Однако и смех бывает не только обличающий.
  Смех не всегда означает отрицательную оценку. Суд - это еще не осуждение. И не всё, к чему обращается чувство юмора, достойно порицания. Вот, например, слова М. Е. Салтыкова-Щедрина о стихах: “Зачем ходить по веревке, да еще приседать через каждые четыре шага?” Понятно, что эта шутливая фраза содержит не осуждение, а необычный, парадоксальный взгляд на хорошо знакомое (казалось бы!) явление. Чтобы лучше понять привычное, надо увидеть (найти) в нем что-то странное. (Виктор Шкловский назвал такой приём “остранением” и считал его одним из важнейших в искусстве). Поэтому о смехе можно сказать еще и то, что он выражает радость остранения.


Вполне типичная ситуация: один подает, другой ест.

   Бывает комическое и со знаком плюс. В этом случае комическое более всего приближается к прекрасному, но все-таки отличается от него тем, что смешной случай остается случаем, имеющим мало шансов на повторение. Бывает смех от ощущения полноты и разнообразия жизни. Смех, приветствующий возвращение старым, стертым от частого употребления понятиям, первоначальной ассоциативной полноты.

   Фрейд приводит пример остроумия:
   Упрямство – это одна из четырех ахиллесовых пят этого господина.
   Назвать упрямого человека ослом – весьма банально. А тут это сделано в парадоксальной форме, без бесцветного словесного штампа, и потому более едко и выразительно.

   Человек может радоваться и смеяться оттого, что ему удалось решить непростую проблему. Самостоятельно найденная нетривиальная идея решения представляется ему красивой, а первоначальные попытки достичь результата стандартными способами и сами эти способы – смешными. (К этому прибавляется и гордость за себя, чувство превосходства над другими, а возможно, и скрытая насмешка над ними)
  Когда человек радуется удаче, он может и посмеяться над тем, что могло произойти, если бы фортуна оказалась к нему не столь благосклонна.

Шерешевский – Буслаев
Тбилиси, 1973


Ход белых

   По всем признакам позиция белых проиграна. И если бы Шерешевский увидел ход Кh8!, то, вероятно, порадовался бы и посмеялся (про себя, конечно) такому “подарку судьбы”. Но смеялся бы он, конечно, не над выигрывающим ходом, а над чудесным образом преодоленной угрозой поражения. Смешны были бы все “альтернативы “ продолжению Кh8, и в частности, шаблонный ход Кg5, который и был реально сделан в этой позиции.


В статье использованы примеры и иллюстрация из книги Дмитриев А.В., Сычев А.А. «Смех: социофилософский анализ», М.: 2005

 

Сайт "Генезис". Творчество и шахматы
© 2007 Л. Бабушкин.  
 Письмо автору (Бабушкин Лев Борисович)
Благодарю В. И. Евреинова за помощь и поддержку

Рейтинг@Mail.ru